Должен ли был я, оставив дело на произвол судьбы, косвенно помочь пополнению военных арсеналов Гитлера, или же моим долгом было поставить преграду этим махинациям? Каждая капля нефти и каждый грамм металла для германской военной машины способствовали бы продлению бедствий. Никакой надежды на победу для немецкого народа не было. Более того, война была для него самоубийством. Чем скорее Гитлер проиграл бы ее, тем меньше жертв пришлось бы принести народу.
Поэтому я выписал некоторые имена, казавшиеся мне особенно опасными, на маленький клочок бумаги, который Вилли доставил Устинову. Тогда я еще не представлял себе, какими тесными узами связаны друг с другом крупные международные монополии, невзирая на войну. Кому Устинов дальше передаст мое сообщение, меня не интересовало. Я верил в то, что он сделает все как следует.
В Гааге всякий знал, что английский разведывательный центр находился в паспортном бюро британского консульства в Шевенингене и что его руководителем являлся некий капитан Стивенс. Сам я в глаза не видал капитана Стивенса и остерегался встречаться с ним или его людьми.
Не прошло и трех дней, как я послал Вилли с запиской к Устинову, и Цех вдруг спросил меня:
– Как вы думаете, нет ли среди нас кого-нибудь, кто поддерживает связь с капитаном Стивенсом?
Я осведомился, что возбудило в нем такое подозрение. Он ответил:
– Только что у меня был Шульце-Бернет и утверждал, что кто-то из нашей миссии передает Стивенсу секретные сведения.
Мне стало не по себе. В тот же вечер я послал Вилли к Устинову, чтобы дать ему знать о случившемся. Устинов поднял его на смех и сказал, что мне мерещатся привидения.
На следующий день после обеда я нашел в своей приемной Шульце-Бернета. Уже издали я увидел, что его лицо не предвещает ничего доброго.
– Что такое, господин Шульце-Бернет? Вы мрачнее тучи, – сказал я с невинным видом. – Что-нибудь случилось?
Он посмотрел на меня пронизывающим взглядом:
– Да, кое-что случилось. Не известны ли вам следующие имена? – и он назвал роттердамского банкира и двух или трех служащих компании «Шелл», имена которых я сообщил Устинову.
– Господин Шульце-Бернет, мне приходится встречаться с очень многими людьми. Может быть, эти люди мне встречались, но точно не могу вам сказать. Что хотели бы вы знать о них?
– Это люди, которые работают у меня. И вот на них донесли капитану Стивенсу.
– Как так? Вам говорил об этом господин Стивенс? Откуда вы это знаете?
– Мой дорогой господин фон Путлиц, я не был бы Шульце-Бернетом, если бы не имел у Стивенса своих людей. Мне известно все, что там происходит. А откуда, по-вашему, он еще мог узнать эти имена, если не от кого-то из нас?
– Господин Шульце-Бернет, возможно, что вы и правы. У меня, во всяком случае, нет никаких оснований подозревать кого-либо в этом.
– Ну, значит, мне придется поговорить с другими. Уж я-то распутаю это дело.
Уходя от меня, он даже подал мне руку. Судя по всему, уверенности у него еще не было. Но мне было ясно: грозит непосредственная опасность, надо убираться. Я сел за свой письменный стол, позади горы из папок, и стал размышлять. Все границы были закрыты, попасть в Англию нормальным путем было невозможно. Помочь мог только Ванситтарт. Надо было немедленно послать Вилли к Устинову. Но я не мог сразу же покинуть здание миссии: это тотчас же возбудило бы подозрения. Мои телефонные разговоры подслушивались, каждое неосторожное слово могло стоить жизни, но все же переговорить с Вилли было необходимо.
Итак, я позвонил ему и сказал:
– Вилли, у меня здесь столько работы, что придется просидеть до позднего вечера. Я не буду ужинать, а вместо этого между пятью и шестью заеду выпить кофе. Приготовь мне что-нибудь и сам будь дома. Мне кажется, что у автомобиля не в порядке аккумулятор.
Лишь бы он догадался, что не в порядке нечто совсем другое!
Было два часа дня. Только бы выдержать до пяти! Чтобы успокоить нервы, я работал как никогда. И все-таки эти послеобеденные часы показались мне бесконечными.
Ровно в пять я сел в автомобиль и поехал домой.
Не успел я вынуть ключ, как дверь уже отворилась.
Вилли тревожно спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Да, Вилли, если мы не улизнем в течение суток – мы погибли. Верит этому Устинов или нет, но у Стивенса сидит шпион, который работает на Шульце-Бернета. Сейчас же садись на мотоцикл. Пусть Устинов найдет способ сегодня же ночью отправить нас из Голландии. Чтобы не вызывать подозрений, я потом снова поеду в миссию, но вернусь сюда как можно скорее, не позже девяти.
– А что мы будем делать, если Устинов скажет, что это невозможно? Не заехать ли мне раньше к моему приятелю Герману, слуге графини Палланд? Он, конечно, спрячет нас на первое время.
– К твоему Герману, Вилли, мы прибегнем, если не будет другого выхода. Ты же сам знаешь, что Буттинг добивается от голландской полиции всего, чего хочет. Она через несколько часов разыщет нас у Германа и без шума переправит через границу. Нет, сперва Устинов! Все остальное не имеет смысла. Наш побег должны организовать англичане.
– Я боюсь, – заикаясь сказал Вилли.
– Я тоже, – признался я. – Но дело должно выгореть.
Я заставил себя спокойно усесться и приняться за кофе. С облегчением услышал я стук отъезжающего мотоцикла. «Нет, этот парень не наделает глупостей», – подумал я и направился в миссию.
Несмотря на поздний час, Шульце-Бернет еще околачивался в миссии. Он даже зашел ко мне в кабинет, причем сделал вид, что уже забыл о дневном разговоре. Мы, как обычно, болтали про всякую всячину. Я занимался своими делами, пока все не закончил. Когда я около девяти часов приехал домой, Вилли и Устинов сидели в задней комнате.