По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата - Страница 57

Молодой человек имел жалкий и неопрятный вид, но производил неплохое впечатление. Я спросил его:

– Что вы такое натворили?

– Вообще говоря, ничего. На меня, по-видимому, донес один шахтер, которого не так давно посадили. Ну, и я попросту смылся.

– И теперь, когда вы благополучно прибыли сюда, вы хотите вернуться, чтобы вас схватили?

– Я не могу поступить иначе. Вот уже трое суток, как я ничего не ел и ночую на скамейках в Гайд-парке. Я уже хотел было вскрыть себе вены, но для этого нужно бритвенное лезвие, а у меня нет и этого. К тому же я не хочу своим самоубийством здесь, в Англии, принести горе моей семье и невесте.

Парень совсем потерял голову и не дал отговорить себя от своего отчаянного решения.

– Ладно, – сказал я. – Раз вы настаиваете, я дам вам немного денег из кассы вспомоществования. На них вы сможете добраться до общежития немецких студентов и там, по всей вероятности, получить постель и еду. Тем временем я узнаю, когда отходит в Гамбург следующий немецкий пароход.

Паспортный чиновник, желавший показать, что он тоже что-нибудь да значит, тотчас же доложил обо всем партейгеноссе Бене, а тот, поскольку в ближайшие десять дней в Лондоне не ожидалось немецких судов, связался с конторой судоходной компании ГАПАГ, пароход которой должен был прибыть в конце недели из Америки в Саутгэмптон. Он договорился о том, что капитан лично передаст преступника гамбургским полицейским властям.

Накануне отъезда Верхан снова явился и попросил, чтобы его принял я, а не чиновник, ведавший паспортами. Судя по всему, он почувствовал ко мне доверие.

Я увидел совершенно переменившегося человека: он был выбрит, глаза стали ясными и голос звучал твердо.

– Ну, вы, самоубийца, – приветствовал я его.

– Господин консул, – сказал он умоляющим тоном, – помогите мне. В тот раз я действительно не видел выхода. Но теперь я встретил кое-кого, кто хочет мне помочь. Скажу вам по секрету, что завтра я не поеду в Саутгэмптон. Только, пожалуйста, верните мне мои бумаги.

– Как вы себе это представляете? Или вы хотите, чтобы я из-за вас нарушил служебный долг и был за это наказан? Позавчера я достаточно ясно советовал вам отказаться от вашего безумного предприятия. Но теперь делу дан законный ход, и сегодня уже не в моей власти что-либо изменить.

– Если бы у меня был по крайней мере мой паспорт! Мне было от души жаль его, и я стал раздумывать. При этом мне пришел на ум один эпизод из «Мыслей и воспоминаний» Бисмарка. Я велел принести папку с его бумагами, осторожно вынул скрепки, извлек паспорт и положил его сверху. Затем я строго посмотрел на Верхана и сказал:

– Надеюсь, вы раз и навсегда поняли, что я не могу пойти против предписаний. Все, чем я, вероятно, могу вам помочь, – это пойти в соседнюю комнату и принести для вас из кассы вспомоществования еще несколько шиллингов.

Мне было ясно, что парень понял меня. Когда через несколько секунд я, взяв деньги, возвратился в комнату, парня уже не было. Он исчез вместе с паспортом. Я поднял адский шум. Были обысканы все уголки здания, вплоть до туалетов. Но Верхан исчез навсегда.

– Вот подлые мошенники! – жаловался я своему паспортному чиновнику, а потом и партейгеноссе Бене.

– Да, Путлиц, – сказал тот, – вы слишком благодушны. Вам еще надо многому научиться.

Со временем я приобрел среди эмигрантов репутацию, слишком хорошую для того, чтобы она принесла мне пользу в нацистских инстанциях. Снова и снова мне приходилось просить д-ра Г., чтобы он распространил в своем еврейском комитете мнение, что тот, кто идет на такой явный риск, как я, не может не находиться под высоким покровительством гестапо. В свою очередь подозрение в том, что я гестаповский агент, способствовало укреплению уважения ко мне со стороны нацистов: перед тайными доносчиками дрожал и каждый из членов нацистской партии. Жизнь требовала постоянного лавирования и заставляла всегда быть начеку. Это обостряло все чувства и щекотало нервы.

Англия помогает германскому милитаризму выйти из тупика

Для того чтобы создать армию, необходимо взять на учет имеющиеся кадры. Но даже в Германии бывшие солдаты, зная по собственному опыту, что им предстоит, не так-то охотно во второй раз идут на приманку. Приходится обмазывать ее медом и незаметно заманивать их в ловушку. Гитлер знал, как завлечь тех, с кем он имел дело.

В Лондоне немцы – бывшие участники мировой войны тоже добивались получения учрежденных Гитлером медалей «За заслуги» и крестов «За фронтовую службу». Списки с указанием военного звания составлялись у меня, в консульском отделе. Я благоразумно не внес в них своего собственного имени. Тем больше я удивлялся тому, что такая масса людей, в том числе даже евреев-эмигрантов, заявляла о своем желании получить эти нацистские награды. Пожалуй, это делалось не столько из военного энтузиазма, сколько в надежде на несколько лучшее обращение. Подчас казалось даже, что эта иллюзия оправдывается.

Тем временем военные приготовления зашли так далеко, что Гитлер счел момент подходящим, чтобы открыто ввести всеобщую воинскую повинность. Она была объявлена в марте 1935 года и явилась громом среди ясного неба. Это было первым совершенно неприкрытым нарушением Версальского договора со стороны Гитлера.

Западные великие державы не могли не реагировать на это более энергично, чем тогда в Женеве, когда еще была возможна различная международно-правовая интерпретация свершившегося. Однако и сейчас они не решались ответить категорическим «нет». Но все-таки прибегли к недвусмысленно угрожающему тону. На конференции, созванной в Стрезе, они единодушно заявили, что это раз и навсегда должно остаться последним безнаказанным нарушением договора. В дальнейшем, говорилось в заявлении, на любой подобный самовольный шаг они ответят совместными военными и экономическими санкциями.