По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата - Страница 47


К оглавлению

47

К концу торжественного сборища нацисты запели песню о Хорсте Весселе. Но и это не принесло им успеха. Никто из нас не знал слов, и Розенберг со своей свитой были вынуждены петь сами.

Воздух Лиги Наций

Неожиданная случайность помогла мне осуществить свое тайное намерение и расстаться с отравленной атмосферой Берлина. В качестве пресс-атташе при германской делегации на конференции по разоружению работал один из моих коллег – человек уже пожилой и женатый. Ему приходилось все время ездить из Берлина в Женеву и обратно. Однажды он пожаловался мне, что устал жить на колесах, и сказал, что охотнее остался бы в Берлине. Я тотчас же ухватился за случай и сказал ему, что если бы он смог выхлопотать согласие отдела личного состава, то охотно заменю его на этом посту. В итоге мне уже в апреле удалось впервые выехать в Женеву.

В течение двух десятилетий между первой и второй мировыми войнами в Женеве, где находилась Лига Наций и многие другие международные организации, царила своеобразная атмосфера чего-то искусственного и нереального. Космополитическая ярмарка тщеславия и хитросплетенных интриг находилась в странном контрасте к своему фону, которым служил старинный город Кальвина с его швейцарско-буржуазным уютом и трезвыми, строгими, пуританскими нравами. Место действия – один из красивейших уголков Европы у оконечности большого темно-голубого озера, где под городским мостом берет свое начало Рона, протекающая по романтическим долинам Южной Франции. Вокруг – полого поднимающиеся луга, усеянные крокусами и нарциссами, выше – темно-зеленые сосновые леса, а позади, на далеком горизонте вздымаются к небу сверкающие глетчеры Валисских Альп и Монблана.

Не удивительно, что дипломаты и делегаты со всего света чувствовали себя здесь великолепно, особенно в теплое время года, и вели себя как отдыхающие на первоклассном курорте, тем более, что их пребывание в Женеве оплачивалось щедрыми суточными. На бульваре у озера, где превосходительства и иные сановники со всех стран мира совершали свой гигиенический моцион, часто можно было наблюдать сцены, казалось, заимствованные из венской оперетки:

– Моn chere collegue…

– Quel enorme plaisir, Monsieur le Ministre!

– Vous etes bien aimable, mon illustre ami.

– Ехellence, je suis enchante…

Здесь осведомлялись о здоровье мадам или о результатах последнего курса лечения от ожирения, обменивались сведениями относительно ассортимента вин и кулинарных тонкостей парижских или карлсбадских ресторанов, обсуждали последние скандалы в Каннах или Сан-Себастьяне, причем каждый из собеседников со всей мыслимой деликатностью избегал разговоров на какую-либо серьезную тему, которая могла бы быть неприятна для другого.

– Я глубоко сожалею о том, что на последнем заседании мне пришлось прибегнуть к выражениям, которые вы, мой уважаемый друг, вне всякого сомнения, не могли вполне одобрить. Но, понимаете ли, дорогой мой, на этом настаивает мое правительство. Увы, все становится сложнее и сложнее. Поверьте, я восхищен красноречием, с которым вы изложили ваши аргументы. Я рад случаю лично заверить вас в моем искреннем, глубоком уважении. Но, ваше превосходительство, вы с вашим богатым опытом знаете это лучше меня. Les affaires… oh, la, la!.. Не окажете ли вы мне честь разделить со мной там, на террасе, маленький аперитив?

Не исключено, что их обоих видели проходившие мимо журналисты, и в тот же вечер удивленные читатели газет в самых различных столицах тщетно будут ломать себе голову над тем, какой поворот в судьбах народов начался, быть может, этим разговором. Сами же господа через несколько часов усядутся за стол конференции и вновь примутся плести хитроумные интриги друг с другом или друг против друга.

Но даже при самых резких столкновениях они не нарушат правил вежливого обхождения. Свои грубости они неизменно будут облекать в самые безобидные, изысканные общие слова. Они никогда не скажут: «Предложение господина такого-то является глупым, коварным, и для меня не может быть и речи о его обсуждении». Нет! «Ценное предложение моего выдающегося коллеги представляет величайший интерес. Оно настолько глубокомысленно, что я не могу сразу в полном объеме уяснить себе его значение и глубину. Тем не менее оно дает мне повод к некоторым «observations», которые, к сожалению, обязывают меня заявить об определенных «reserves». Поэтому я предлагаю подвергнуть его тщательному изучению, передав в подкомиссию либо создав специально с этой целью комитет экспертов».

Так уж повелось: одно из правил дипломатической игры издавна состояло в том, чтобы избегать резких столкновений и, когда это только возможно, элегантно прикрывать непримиримые противоречия.

Доктор Лей в посудной лавке

И вот в 1933 году в пределы женевской дипломатии с ее свято охраняемыми традициями впервые вломились не известные до тех пор нордические варвары, которые, судя по всему, поставили перед собой цель возродить грубые нравы древних тевтонов. Свидетелем одного из их первых вторжений я стал уже во время моего майского пребывания в Женеве.

Почти каждая из великих держав Европы имела в Женеве свой отель, в котором размещались делегации. Мы, немцы, со времен Штреземана постоянно располагались в отеле «Карлтон-парк», находившемся в небольшом отдалении от города, с прекрасным видом на озеро.

В то время наша делегация на конференции по разоружению во главе с послом Надольным состояла почти исключительно из профессиональных дипломатов, чиновников и офицеров – людей, привыкших к цивилизованным формам обращения. Что касается представителей, направлявшихся из Берлина в Женеву по другим поводам, то о них это не всегда можно было сказать.

47