Несколько дней я пробыл в Лондоне. Потом за мной приехала машина, чтобы доставить к новому месту жительства. Это было поместье герцога Бэдфордского, вблизи Вобурна, в Бэдфордшире, примерно в ста километрах севернее столицы.
Через ворота готического стиля мы въехали в парк, обнесенный каменной стеной. Здесь были на редкость красивые деревья, под которыми резвились разные зверьки. Аллея вела прямо к расположенному за искусственным озером герцогскому замку. Однако сразу же у озера мы повернули направо и остановились перед огромным зданием, построенным в отвратительном стиле девяностых годов. Здесь жил г-н Нансен, и здесь же должен был жить я. Сквозь голые деревья можно было видеть на расстоянии примерно в полкилометра барачный поселок, над которым возвышалась радиомачта. Здесь располагалось таинственное царство Сефтона Делмера.
Я начал сознавать, что попал в святая святых английской секретной службы. Однако сообразил я это, к сожалению, слишком поздно. Нужно было каким-нибудь путем выбираться отсюда, чтобы не стать агентом или бесчестным человеком.
За небольшим исключением, у всех здесь были фальшивые имена. На решающих постах находились англичане. Остальной штат – примерно пятьдесят человек – составляли немцы и австрийцы. Конспирация была довольно бессмысленной, потому что через некоторое время не трудно было установить, кто такой тот или иной человек. В общем же все эти подобранные Делмером сотрудники были кем угодно, но только не настоящими антифашистскими борцами. Иной раз меня одолевало неудержимое желание громко крикнуть тому или иному из них: «Хайль Гитлер!».
Не напрасно Делмер прошел школу Гитлера и Геббельса. Его пропаганда, как две капли воды, походила на нацистскую. Непрерывно поступали сообщения, собранные Интеллидженс сервис на континенте. Из этой информации отбирали самую подходящую и соответствующим образом ее обрабатывали. В эфир не передавали никаких сообщений, которые не содержали бы хотя бы зернышка истины, с тем чтобы в них мог поверить средний человек. А в целом все было настолько извращено и приглажено, что неизбежно вызывало сумятицу в мозгах.
Делмер сам признавал, что в этом и состоит цель его пропаганды. Он сознательно проводил такую циничную политику, чтобы уничтожить остатки нравственности в Германии и внести разложение. Самым утонченным и произвольным образом злоупотребляли сообщениями об убитых и использовали сведения о личных страданиях людей, чтобы ввести их в заблуждение, запугать и обмануть.
В одном отношении Делмер, несомненно, превосходил своих нацистских учителей. Его передачи под названием «Густав Зигфрид I», «Солдатский передатчик Кале», а также «Коротковолновый передатчик Атлантик», направленные на Германию, были забавны. Многие остроты, которые шепотом передавали друг другу в Третьей империи, исходили из кухни Делмера. Целыми днями он забавлялся по поводу своей выдумки начать передачи о так называемом новом архитектурном стиле, который будет неизбежен для Германии из-за разрушений, причиненных бомбежками. Он называл этот стиль «Барак». Большинство его острот не подымалось над уровнем острот рейнской трактирной хозяйки и Бонифациуса Кизеветтера или даже было ниже этого уровня.
Многие из непристойных анекдотов сочинял бородатый австрийский священник, произносивший каждое воскресенье торжественные проповеди по «Солдатскому радиопередатчику». Большую же часть недели он был занят тем, что волочился за секретаршами. Этого благочестивого представителя господа бога называли не иначе, как «святой отец».
Делмер управлял своим аппаратом, как настоящий диктатор, и обращался с людьми, как с рабами. С первого же дня он хотел навязать мне свою волю. Он вовсе не думал об организации патриотических передач, а требовал от меня, чтобы я был просто диктором и передавал в эфир изделия его творчества. Естественно, что я не желал этому подчиняться. С другой стороны, я не хотел навлечь на себя подозрение в саботаже. Из этой петли я сумел выбраться, пустившись на хитрость: когда я стал учиться дикторскому чтению, то при записи на пластинку читал настолько плохо, что Делмер, наконец, признал, что из меня ничего путного не выйдет.
Внешне Делмер тоже приспособился к своему окружению. Когда-то холеный и опрятно одетый светский человек теперь походил на лешего. Он отпустил себе большую растрепанную бороду, носил грязные короткие штаны и рваную рубашку с открытым воротом, один конец которого свисал, так что из-под него выглядывала волосатая грудь.
Так как я не мог придумать ничего лучшего, то с ослиным упрямством и воловьей тупостью сидел в лавочке Делмера и с первого до последнего дня не пошевелил и пальцем.
Мой сосед по квартире эсэсовский офицер Нансен был наряду с Рудольфом Гессом самым загадочным нацистом в Англии. Его краснощекое невыразительное лицо с колючими глазами, облысевшая, несмотря на молодость, голова и вся его неуклюжая фигура со слишком широкими бедрами придавали ему вид неотесанного прусского служаки. Огромное значение он придавал тому, чтобы быть подстриженным согласно предписанию и тщательно выбритым и чтобы ботинки блестели, как зеркало. Ему, воспитаннику гитлеровской юнкерской школы и Орденсбурга, культура и образование были совершенно чужды. Он не прочел в своей жизни ни одной хорошей книги и не знал немецких классиков даже по имени. Два раза в месяц по воскресеньям я мог ездить в Лондон, где обычно останавливался у приемного сына Ванситтарта сэра Колвила Барклея; в его библиотеке было немало хороших немецких книг, и он давал их мне читать. Однажды Нансен заметил на моем ночном столике «Фауста» Гете и сказал пренебрежительно: