По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата - Страница 114

114

– О, это память о Лондоне: прощальный подарок моих коллег из Скотланд-ярда, когда в тысяча девятьсот тридцать восьмом году я уезжал в Берлин.

Затем он перешел к делу:

– Скажите, господин фон Путлиц, каким образом вы так внезапно прибыли в Киль? Я, конечно, дал обоим чиновникам в ратуше самый лучший отзыв о вас. Что вы не были нацистом, это ясно.

– Но, господин Миттельхауз, откуда вы это знаете? Когда появлялись вы или ваш коллега Шульц, я вытягивал руку и произносил «хайль Гитлер».

Он снисходительно улыбнулся:

– Мы все же кое-что заметили.

Меня одолевало любопытство.

– Господин Миттельхауз, может быть, не столько удивительно то, что я нахожусь здесь, как то, что здесь находитесь вы. Ведь англичане должны знать, кем вы были?

– Потому-то я и здесь. Именно в Шлезвиг-Гольштейне была завершена война. Я до последнего момента находился в штабе адмирала Деница. Я знал все, что происходило. В первый же день я выдал англичанам пятнадцать вервольфов. Англичане беспечны. Без таких людей, как я, они бы здесь пропали. Если вы хотите повидать моего коллегу Шульца, поезжайте в Шлезвиг. Он там начальник полиции.

Вскоре после этого визита в британской военной администрации со мной разговорился молодой английский капитан:

– Вы, конечно, были удивлены, встретив здесь своего старого знакомого?

– Еще бы! – ответил я.

– Я вам все объясню. Мы нуждаемся в хороших немецких полицейских чиновниках. Миттельхауз и Шульц исключительно способные люди в своей области. Мы знаем их еще по Лондону. И они оба прекрасно знают, что у нас имеется достаточно компрометирующих данных, чтобы послать их на виселицу. Они достаточно умны, чтобы не позволять себе заниматься саботажем. Вот почему мы можем положиться на них больше, чем на кого-либо другого.

Юный капитан понравился мне. Во всяком случае, он был честен.

Прежде чем получить от Штельцера документы о назначении, я должен был пройти денацификацию. Секретарь комиссии по денацификации раньше был чиновником консульства и руководителем группы нацистской партии в германской миссии в Софии, где он ежемесячно принимал партийные взносы. Однако его уже денацифицировали полгода назад.

За письменным столом напротив меня сидел г-н Курцбейн, высокий бородатый мужчина лет сорока. Он то и дело говорил о своем друге, участнике заговора 20 июля 1944 года. Он рассказывал, что и сам якобы участвовал в этом заговоре в Берлине и лишь чудом избежал ареста. Этот его таинственный друг иногда приезжал по делам в Киль. Каждый раз он привозил своему приятелю Курцбейну много продуктов и дефицитных товаров. Курцбейн давал мне иногда сосиски или копченую рыбу, и я жалел, когда однажды он бесследно исчез. Потом говорили, что г-н Курцбейн – вовсе не Курцбейн, а очень известный эсэсовский главарь из Потсдама. Вполне возможно, что он и его друг, выдававшие себя за заговорщиков 20 июля, были причастны к аресту моей матери и брата Гебхарда.

Штельцер почти всегда брал меня с собой на заседания зонального совета в Гамбурге, хотя мне там нечего было делать. Этот зональный совет был просто демократической вывеской при британской военной администрации. Заседания там проводились ежемесячно и продолжались два-три дня. Веймарским демократам, пережившим Третью империю, эти заседания давали возможность снова разыгрывать роль государственных деятелей, сочинять меморандумы и произносить речи. Кроме того, в ресторане вокзала их кормили хорошим обедом без карточек. Там я встретил нескольких знакомых.

В свите тогдашнего обер-бургомистра Дюссельдорфа, а позднее боннского министра внутренних дел д-ра Лера все время находился мой старый розовощекий приятель Нансен. В его распоряжении был лимузин дюссельдорфского городского самоуправления с шофером, и он ездил только на машине. Нансен имел также ученую степень: теперь он официально фигурировал как д-р Нансен. По всему было видно, что в дюссельдорфском самоуправлении и у обер-бургомистра Лера он пользовался большим влиянием.

В качестве советника социал-демократического премьер-министра земли Ганновер Генриха Копфа приезжал мой бывший коллега г-н фон Кампе, который перед войной был генеральным консулом в Париже. Фон Кампе был по своим взглядам реакционным монархистом, приверженцем вельфской династии, однако в министерстве иностранных дел Третьей империи он слыл одним из наиболее преданных Гитлеру чиновников. Он тоже имел собственную машину и был важным человеком в новом демократическом правительстве Ганновера.

В секретариате зонального совета сидел мой старый коллега Герберт Бланкенхорн, сменивший меня в 1931 году в Вашингтоне. Он был верным слугой нацистского режима до самого конца. Каким образом попал он в зональный совет, состоящий преимущественно из социал-демократов, было для меня загадкой. Социал-демократические коллеги считали его троянским конем председателя Христианско-демократического союза д-ра Конрада Аденауэра. Поскольку позднее, когда Аденауэр стал федеральным канцлером, Бланкенхорн сразу же пошел в гору, это подозрение кажется мне не лишенным оснований.

Длинный прямоугольный зал заседаний зонального совета в помещении гамбургской террасы «Софии» внешне ничем не походил на берлинский оперный театр «Кроль». Однако спектакль, который разыгрывали здесь немецкие демократы, явственно напомнил мне то, что однажды я увидел в этом театре.

За подковообразным столом многословно спорили о волнующих их вопросах представители новой немецкой подоккупационной демократии. Одни из них были обывателями в меньшей, другие – в большей степени. За их спинами, у трех стен, сидела свита, в том числе Нансен, Кампе, я и другие.

114